В первом номере нашего журнала за 1993 год была опубликована полемическая статья М.В.Розина «Терапия «Алексейчиком» (заметки наблюдателя)».

Редак­ция получила несколько откликов на эту статью, в том числе и самого Алексан­дра Ефимовича Алексейчика.

В откликах этих, как увидит читатель, много горячего, личного, субъектив­ного, клинические оценки скрестились как шпаги, и на любую интерпретацию нашлось три интерпретации интерпретатора.

Немного досталось в этой передряге и редакции, и потому нам ничего не оставалось делать, как (от греха подальше!) отступить от обычного своего правила тщательной работы с текстами, ища оправдание в том, что непричесанная редакторским гребнем рваность мыслей, хлесткость оценок и страстность интонаций помогут читателю не просто узнать мнения уважа­емых коллег о «группе Алексейчика», а непосредственно ощутить атмосферу этой группы, почти что стать ее участником.

 

О.В.НЕМЕРИНСКИЙ*:

Сразу же признаюсь, что моя оценка статьи М.В.Розина «Тера­пия «Алексейчиком» (заметки наблюдателя)» сводится в общих чертах к следующему:

1. Эта статья при своем буквальном прочтении не имеет эври­стической ценности, так как она вообще написана не с профессиональных позиций и ее опубликование, видимо, связано лишь с огромным интересом к творчеству Александра Ефимовича Алексейчика.

2. Статья М.В.Розина имеет эвристическую ценность, но в дру­гом качестве – как ценный материал для анализа психотерапев­тической работы А.Е.Алексейчика.

Так как второе утверждение связано с первым, то обратимся к тексту упомянутой статьи. В самом начале М.В.Розин пишет: «В декабре 1991 года я оказался участником группы Алексейчика». И в последнем абзаце статьи: «Многие участники группы остаются заинтересованными (или скучающими) наблюдателя­ми. Попадают же в сферу влияния Алексейчика лишь люди с невротическим (прежде всего истероидным) складом личности. В связи с этим (в связи с последним тезисом? – О.Н.) читателю стоит иметь в виду, что эти заметки написаны наблюдателем. Несомненно, что они принципиально отличаются от того, что сказал бы о группе подлинный участник».

Итак, мы имеем две посылки: «я – не невротик» и «я принял позицию наблюдателя», и вытекающее из них следствие: «мою статью нельзя рассматривать как отреагирование моего опыта участия в группе». Что ж, беспокойство автора о том, как выглядит его позиция, вполне обоснованно.

Хочу внести некоторые уточнения. Так как я был не только членом группы, но и одним из организаторов приезда А.Е.Алексейчика в Москву, то хорошо помню, что предлагались на выбор две формы участия – член группы и наблюдатель за кругом. М.В.Розин настаивал на том, чтобы быть членом группы. Неза­висимо от того, хотел ли он с самого начала «сидеть на двух стульях» или же принял позицию «наблюдателя» в ходе работы, любому человеку, имеющему хоть некоторый опыт в групповой психотерапии, понятно, какие следствия как для группы, так и для самого участника имеет подобное выскальзывание в пози­цию «наблюдателя». Участник-наблюдатель – это нонсенс, а точ­нее, случай обыденного саморасщепления. Член группы должен принять на себя ответственность за свое место в группе. Если он этого не хочет, то остается встать и во внешнем плане занять тот стул за кругом, на котором он сидит внутренне. Эквилибристи­ка сидения на двух стульях приводит к непониманию того, что происходит в группе, и даже к объявлению групповой жизни воплощением бреда ведущего и широкой популяризации этого «прозрения».

Попутно хочется выразить недоумение по адресу главных редакторов журнала, симпатичных, тонких и интеллигентных людей и прекрасных психотерапевтов. В редакционном послес­ловии сказано, что данная публикация является провокацией продуктивной дискуссии о психотерапевтическом творчестве А.Е.Алексейчика. Я вполне допускаю, что интересы журнала могли временно возобладать над самосознанием психотерапев­та, но, на мой взгляд, те же интересы журнала (кстати, высоко­профессионального издания, за что редакторам большое спаси­бо) не должны позволять забывать, что есть отчет участника группы, базирующийся на собственных переживаниях, и есть критический анализ работы, на что, впрочем, М.В.Розин, ви­димо, не претендует. «Заметки наблюдателя» в случае с Розиным – это, извините, скверный анекдот, а потому, если этот анекдот и достоин публикации, то разве что в рубрике «Свет­ские разговоры психологов за чашкой чая (стопкой водки)».

Но, в конце концов, и из ложных посылок могут вытекать ис­тинные следствия. Может быть, статья Розина действительно со­держит важные и интересные прозрения?

Позволю себе процитировать основную идею статьи. М.В.Розин пишет:

«В чем основной эффект алексейчиковской группы? Мне пред­ставляется, что этот эффект может быть обозначен как лечение невроза путем шизофренической инъекции… Суть невроза – в зацикленности на некоторых идеях, образах (сгустках лично­стного смысла), которые определяют умонастроение и поведе­ние человека. Эти сгустки, как правило, выражены в несколь­ких значимых для человека словах, например, «меня не любят, я никому не нужен» или «все, за что я ни берусь, разваливает­ся». Что же делает Алексейчик? Он проводит клиента через многочисленные круги своего гениального бреда, которые ме­няют картину мира и самоощущение человека» (стр.162).

Трудно полемизировать с тезисом о шизофренической инъ­екции, так как он аргументируется Розиным с помощью его собственного непонимания (например: «Каждую отдельную фразу можно понять, но невозможно пересказать смысл всей проповеди…» – с.163). Что же касается его представлений о «сути невроза», то они, честно говоря, вызывают удивление. «Зацикленность на некоторых идеях», как известно клиницистам, характеризует, в первую очередь, не невроз как таковой, а пара­нойяльные тенденции. Если же автор имеет в виду сценарийный анализ с выделением жизненных лозунгов и инъекций, то внима­тельное прочтение работ Э.Берна показывает, что сценарии, как и игры, представляют собой не базовую тенденцию невроза, а способ ухода от подлинного контакта с миром (в терминах Э.Бер­на, способ избегания интимных отношений с людьми). Да и пси­хоаналитики считают, что когда мы работаем с этими сгустками «смысла», то мы имеем дело не с проблемами, а с решениями. Разница между невротическим и здоровым стилем жизни заклю­чается в способности к самостоятельному выбору, а посему невроз есть неспособность к выходу из внутреннего конфликта, не-осуществление выбора, непринятие своей ответственности за выбор и продолжение существования в условиях не-выбора (говоря об­разным языком, «сидение на двух стульях»).

Я вряд ли взялся бы за эту работу лишь для того, чтобы пока­зать, что статья М.В.Розина есть от начала до конца результат искаженного восприятия. Дело в том, что реакция Розина являет собой ценный ключ к пониманию того, что происходит в группах А.Е.Алексейчика.

Впечатления о работе А.Е.Алексейчика среди московских психо­логов действительно самые разные и зачастую противоположные. От восхищения до возмущения. Любопытно, что при упоминании его имени значительно учащается и интонационно выделяется упот­ребление слова «я». Рискующие (в отличие от М.В.Розина) гово­рить о своем собственном опыте обнаруживают в себе целую гам­му чувств самых разных оттенков. Маловероятно, чтобы этот эффект достигался манипуляциями. Последние приводят, наобо­рот, к ухудшению контакта со своими чувствами. Очевидно, что А.Е.Алексейчик задевает за что-то живое, что-то очень болезнен­ное, грозящее эмоциональным взрывом (которого многие люди склонны бояться), часто дающее ощущение подлинности, эмоци­ональной наполненности и благодати, не всегда понятное «наблю­дателям». За счет чего же достигается этот эффект?

На мой взгляд, для ответа на этот вопрос не стоит изобре­тать «оригинальные» гипотезы в духе доставания левой ногой правого уха. Можно ведь для начала обратиться к тому, что говорит сам А.Е.Алексейчик, а именно к его понятию матери­ализации внутреннего мира клиента в пространстве жизни груп­пы.

Каждый участник входит в группу не только с сознательными мотивами участия, но и со всеми потаенными надеждами и страхами, в которых он не всегда решается признаться и самому себе. В ходе групповых взаимодействий содержание этого внут­реннего «я» всплывает на поверхность. Особенность же стиля А.Е.Алексейчика состоит в том,  что он дает клиенту эмоцио­нально-заряженный ответ на содержание его потаенного мира. При этом, по моим наблюдениям, А.Е.Алексейчик реагирует более всего на напряжение между проявляемыми и подавляе­мыми тенденциями. Отсюда и получается, что часто терапевт демонстрирует клиенту альтернативный вариант поведения, так сказать, теневую сторону души клиента. Так, очень милый, мягкий молодой человек, проявляющий отстраненно-«сладкую» форму аг­рессивности, может получить в свой адрес резко и прямо агрессив­ный ответ с эпитетом «недоносок». Робкий человек может пол­учить от терапевта мужскую солидарность и уверенность. При­чем это не «трюк» Алексейчика, а естественная реакция на подавленные, невостребованные черты клиента. Эффект от этой психотерапии действительно впечатляет. Одни люди видят в группе (и конечно же, в ведущем) проекцию своих страхов, другие – осуществление заветных желаний. Впрочем, вторые также вначале проходят через страхи и другие неприятные пе­реживания. Такова уж, как известно, логика групповой дина­мики. Основной вопрос здесь не в том, что клиент принес с собой (в себе) в группу, а в степени его готовности к принятию ответ­ственности, к узнаванию и принятию отчужденных, спроеци­рованных частей своей личности.

При всей огромной, чуть не полярной разнице во внешних проявлениях, которая существует между недирективной психо­терапией К.Роджерса и довольно жестким методом А.Е.Алек­сейчика, они обнаруживают весьма важное сходство. И тот и другой блестяще водружают перед клиентом зеркало его внут­реннего мира. Но К.Роджерс отражает клиенту лишь то, что тот в данный момент наверняка готов проявить, идя, по его словам, «на полшага позади клиента». А.Е.Алексейчик же порой позво­ляет себе реагировать на то, что еще не высказано, на то, что подступает к горлу, или клокочет в груди, или оседает в животе. Здесь возникает справедливый вопрос: а не опасно ли?

Ну, во-перовых, конечно, опасно. Как в жизни. Может быть, впрочем, менее опасно, чем кормление иллюзией безопасности. Во-вторых, наверное, имеет смысл говорить о противопоказани­ях. Мне кажется, что качественно они такие же, как те, о которых говорил К.Роджерс – неготовность к принятию ответственности. Количественно они, видимо, различаются. Скорее всего, сущест­вует некий диапазон, при котором уже можно в роджерианскую группу, но стоит еще повременить с Алексейчиком. Если же вы­ражаться на клиническом языке, то надо говорить о тех проявле­ниях, которые связаны с чрезвычайной склонностью к проекции. Тогда возможным противопоказанием является развитость пара­нойяльных тенденций. Ибо «размывание» (термин Розина) пара­нойяльной фиксации действительно таит в себе потенциальную опасность шизофренического распада. Проблематичной также представляется эффективность для выраженно-истероидных лично­стей. Возможно, А.Е.Алексейчик со мной не согласится, но мне ка­жется, что сочетание этих двух тенденций вряд ли совместимо с участием в подобных группах.

Возвращаясь к упомянутой статье, хочу заметить, что содержание реакции Розина свидетельствует о силе воздействия той системы зеркал, которая возникает в группах А.Е.Алексейчика. Массивная материализация отчужденных частей «я» в пространстве групповой жизни требует персонификации. Если участник не решается опоз­нать себя в зеркале групповой атмосферы, то он почти вынужден «опознать» в этом зеркале кого-то другого (ведущего, других членов группы). (Отсюда, может быть, понятна и метафоричность А.Е.Алек­сейчика, которая оставляет большой простор для проективных тол­кований «изображения». Потому как, повторюсь, прямая атака на проекцию может в некоторых случаях спровоцировать психотиче­ский приступ.) Тем, что материализация отчужденных частей «я» зовет, побуждает к их персонификации (ну просто-таки не дает покоя!), пожалуй, только и можно объяснить то, что явно неглупый человек написал подобные «заметки наблюдателя» и отнес их в редакцию, поставив свое имя под заведомый удар. Аргументы для такого предположения можно найти в самой статье М.В.Розина. И в раскрытии сути невроза как «зацикленности на некоторых идеях» и т.п., и в опасении того, что разрушение невроза являет собой «шизофреническую инъекцию», и в объявлении большей части членов группы «людьми с невротическим (прежде всего истероидным) складом личности». Гештальттерапевты иногда го­ворят клиентам: «А теперь попробуйте все, что вы говорили о нем, сказать о себе». Попробуйте перечитать статью М.В.Розина. Толь­ко не надо думать, что я «ставлю диагноз». Я ведь говорю о стра­хах, о неприятии в себе тех дезинтегративных тенденций, которые есть в каждом человеке. Вопрос в том, признавать их в себе, либо поднимать перст по адресу другого человека.

Очень интересен вопрос о внутренней работе А.Е.Алексейчика по реализации его терапевтической стратегии. Лучше всего, если бы на него ответил сам Александр Ефимович. Но, зная его прохладное отно­шение к публикациям, я рискну высказать весьма простую гипотезу. Та «волшебная палочка», с помощью которой А.Е.Алексейчик стиму­лирует материализацию в групповом пространстве внутреннего мира участников группы, состоит из беспощадной внутренней честно­сти психотерапевта, его внимательности к своим чувствам, инту­иции эмоциональной атмосферы в группе и, самое главное, глу­бины, масштабности и эмоциональной насыщенности его лично­стной реакции на происходящее в душе другого человека. Эта «волшебная палочка» лежит на поверхности. Но жжется. Не вся­кий возьмет. Поэтому, перефразируя Бабеля, можно сказать, что Алексейчик ее берет, потому он и Алексейчик, а у многих «умных московских психологов» – «на носу очки, а в душе осень».

Так что, если при столкновении с «Алексейчиком» своего отверга­емого внутреннего мира очередной профессионал в страхе возопит «Фашисты идут!» или же, что более изысканно: «Это бред, ничего не понятно, и в этом суть», то со склонностью к проекции, как говорит­ся, надо бы еще поработать. Что же – работа у нас непростая, и не такое случается.

 


* Немиринский Олег Владимирович – психолог-психотерапевт, Москва.